КРАСНОВ СЕРГЕЙ БОРИСОВИЧ (1948–2020) Уфа
Родился 31 августа 1948 года в Уфе.
В 1966 году окончил художественно-графическое отделение Уфимского педагогического училища (ныне — колледж) № 2.
В 1978–1981 годах стажировался в творческих мастерских Академии художеств СССР под руководством народных художников СССР, академиков Академии художеств СССР Е.А. Кибрика (1906–1978) и О.Г. Верейского (1915–1993).
До 2020 года — заместитель председателя Творческого Союза художников РБ, куратор Центра современного искусства «Облака», член общественного совета МВД РФ по Республике Башкортостан.
В 1992 году совершил творческую командировку в Италию (Монтегранаро, Чивитанова-Марке), в 1998 году, в связи с экспонированием выставки «Неизвестная Россия», — в США (Джерси-Сити, Нью-Йорк), в 2004 — в Италию, где в Модене инициировал создание российско-итальянской галереи «Новый альянс», в которой тогда же состоялась его персональная выставка совместно с Маратом Мариным.
С 1972 года — экспонент республиканских, зональных, региональных, всероссийских, всесоюзных, международных, зарубежных и групповых выставок. Персональные выставки и авторские модули экспонировались в Уфе, Москве, Новосибирске, Челябинске, Монтегранаро, Чивитанова-Марке, Модене (все — Италия), Джерси-Сити (США), Гамбурге (Германия).
Выставка живописи народного художника Республики Башкортостан, академика Российской академии художеств Сергея Борисовича Краснова посвящена его 75-летию. В экспозиции — произведения из собрания Башкирского государственного художественного музея им. М.В. Нестерова. Экспонирующиеся в ретроспективе, они позволяют понять и почувствовать особенности художественной концепции и творческого метода Краснова, без живописного наследия которого трудно представить современное искусство России.
Имя Сергея Краснова не нуждается в пространных комментариях. Любой, самый неискушённый зритель наверняка найдёт в его произведениях созвучное своей душе. Меня как поклонника его таланта привлекают высокий уровень профессионального мастерства и бурная, неуёмная фантазия.
Никита Михалков, народный артист СССР, режиссёр
С самого начала творческого пути Краснов чувствовал на себе внимание деятелей культуры из дружественных «цехов», особенно со стороны поэтов: Евгения Евтушенко, Ивана Жданова, Бориса Романова, Лидии Григорьевой и других. В нём они увидели единомышленника, философа-лирика, жизнелюбивой натуре которого всегда было близко романтическое восприятие жизни, почти гриновская поэтика в стремлении к прекрасному «далёко».
Становление творчества Краснова пришлось на так называемые застойные годы. Однако свою родину Краснов сумел увидеть не только в мрачных тонах. Рассеяны по частным собраниям, музеям и культурным фондам его пейзажи-элегии, пейзажи-оды. Остались в памяти их красивые, как осколки рифм, названия: «Ветер с моря», «Август», «С севера на север», «В стране осенних трав», «Архангельское», «Через мирные поля»…
Краснов — дитя города: его ранние произведения пронизаны опоэтизацией городского быта, он увлечён конструктивным сочетанием промышленных зданий, заводских агрегатов и взметнувшихся в небо корпусов жилых домов. Мотив «нездешности», «самостийности» обыденных, казалось бы, вещей получит дальнейшее развитие в работах 1980-х годов, когда Краснов вплотную подойдёт к выявлению «ирреального в реальном».
Уже в первых его полотнах явственно проступает черта, отражающая направленность личности художника — стремление к панорамному охвату действительности, неприятие любых ограничений в пространстве и во времени. Отсюда использование пространственного ритма крупномасштабных планов. Здесь не люди, а пространство природы становится главным героем картин. Оно развивается вдаль, в глубину, и крошечные фигурки людей теряются среди деревьев на величественных просторах земли. Этой экстраверсией объясняется и транснациональная направленность работ Краснова — его открытость Западу и Востоку, прошлому и будущему, страсть к далёким путешествиям.
За десятилетия своей творческой деятельности Краснов зарекомендовал себя основоположником нового для башкирского искусства направления — интеллектуального. Об этом свидетельствуют и активность его гражданской позиции, и монументальность, многомерность образов, и острый интерес общественной мысли к поднимаемой художником проблеме личности в истории. Ещё одно слагаемое живописной системы Краснова — использование и переосмысление общечеловеческих, выработанных мировой культурой символов и образов. Судьба живого, его тайна, его уникальность, трагическая обыденность перехода живого в неживое, философия их сосуществования — вот круг тем, которые волновали его в последние тридцать лет. А экологическая серия — это не только знамение времени, но и логическое развитие его миропонимания. Таковы самые известные произведения — «Ода взлетевшему острову», «Тревожный сон рыбы»…
Действительно, картины-импровизации Краснова посвящены актуальнейшим проблемам современности. Они представляются уникальным фондом памяти и памятниками человеческому разуму и… человеческому безумию. Среди них — «Азбука геноцида (1987–1988) — триптих о расцвете и распаде глобальной утопии «общества всеобщего благоденствия».
Излюбленный жанр Краснова — пейзаж. Его пейзажи — это вид из иллюминатора самолета (а иногда и космического корабля). Ещё точнее — это аэропортреты земли периода космической эры. Художник первым привнёс в земную мелодию выставок окрыляющее ощущение свободного полёта. Особенно выделяется в этом ряду картина «Взлётная полоса», вызывающая почти полную иллюзию преодоления земного притяжения. Серия красновских аэроландшафтов — значительный вклад в это новое направление живописи. Она включает многие известные, тиражированные в альбомах и открытках произведения и, конечно, одно из самых популярных — полотно «Ода взлетевшему острову». Также широко известно, что репродукцию картины «Дороги, ведущие нас», опубликованную в журнале «Огонёк», увидели учёные-астрономы и пригласили Краснова на натуру — в станицу Зеленчукскую, где он и написал картину «Дорога к Ратану – 600».
Природа, в отличие от нас, хранит память о своём родстве с человеком, вот почему природа в красновских работах не просто одухотворена — духовность присуща ей изначально. Отсюда берёт начало тема родства всех форм жизни — от кристалла, камня до человека. Широко варьируется в живописи Краснова мотив оживления скал, камней, ландшафтов, архетипически восходящий к мифам о сотворении вселенной из частей первочеловека.
Эту же тему развивают и многочисленные натюрморты Краснова — с сухими цветами, перцами, рыбами, вырванными из привычного жизненного пространства и утратившими связь с миром растущей, вечно зелёной природы. Эти высохшие (в прямом и метафорическом смысле) предметы молчаливо свидетельствуют о всё уничтожающем беге времени. Ваза или полиэтиленовый мешок играют роль клетки, и помещённые в них растения или рыбы осмысливаются художником как «вещи в себе»: они хранят, подобно пленённым животным, память о прошлом и живут своей тайной жизнью. Отсюда шаг до метафизических композиций, где предметы разных эпох освещаются светом иного мира, проступающим из «трещин», разрывов во времени.
В последние годы жизни Сергей Борисович Краснов много работал над сериями, главной целью которых стало совмещение древних культур с цивилизацией. Стремясь высказываться в них как можно полнее, он столь же ревностно заботился о высокой степени художественности. А всё потому, что на протяжении всего своего творческого пути он настойчиво искал те тонкие и красивые этой тонкостью места, в которых цвет и свет сильнее слова и звука.
Составитель: Светлана Игнатенко, искусствовед,
заместитель директора Башкирского государственного художественного
музея им. М.В. Нестерова по научной работе,
заслуженный деятель искусств РБ, автор экспозиции выставки
МОЙ ДРУГ СЕРГЕЙ КРАСНОВ
Выбрав для своего эссе заголовок, аналогичный названию некогда нашумевшего кинематографического шедевра Юрия Германа «Мой друг Иван Лапшин», я намеренно пошёл на это, даже не переживая, что могу в одночасье получить в свой адрес обвинение в плагиате. Ведь когда за плечами дружба, овеянная немалыми и славными годами, а их в нашей жизни с Сергеем Красным более тридцати, можно рискнуть и не таким! Действительно, что только не сделаешь для лучшего друга и художника милостью Божьей — и напишешь о нём, и станцуешь, и даже споёшь в его честь.
Впервые мы встретились в 1981 году в Уфе в стенах Башкирского государственного художественного музея им. М.В. Нестерова, а ещё точнее — в реставрационной мастерской Юрия Тимофеевича Игнатьева. Сергей предстал перед нами сильным, молодым, энергичным, остроумным и удивительно обаятельным человеком. Он только что вернулся в Уфу после завершения стажировки в творческих мастерских Академии художеств в Москве, укрепив и развив свой яркий талант под мудрой опекой академиков Кибрика и Верейского. Для меня знакомство с живым и легендарным Красновым было ни с чем несравнимой наградой судьбы. После этой встречи я ещё больше проникся сопричастностью к высокому искусству: как же, сам Краснов уделил мне внимание и не просто так, а пригласил посетить его мастерскую и посмотреть новые работы!
Что и говорить, имя Сергея Краснова было на слуху — и не только в узком кругу искусствоведов и художников-профессионалов — оно вызывало повышенный интерес у большей части представителей культурной интеллигенции Башкирии. Как тогда было принято говорить, мы очень гордились своим земляком. Репродукции его картин всё чаще и чаще появлялись на страницах журналов «Огонёк», «Юность», «Техника молодёжи», «Творчество», «Художник». В моей библиотеке хранятся альбомы «Молодые художники страны» и «Молодость страны», в которых, наряду с живописью другого известного уфимского мастера Яна Крыжевского, представлены и картины Сергея Краснова.
После похода в его мастерскую, я понял, что имею дело с необычной личностью, великолепным и оригинально мыслящим эрудитом, который без демонстрации своего очевидного превосходства деликатно направлял мировоззрение собеседника или зрителя в нужное русло, помогая осваивать новые горизонты в весьма мудрёных философских и житейских вопросах. Попав под очарование такого воспитания, я быстро «рванул вперёд» и уже через короткое время смело называл Краснова своим другом и учителем. Как добрый человек, Сергей не препятствовал такому положению дел.
Его мастерские (сначала маленькое полуподвальное помещение на улице Александра Невского, а через несколько лет светлая и просторная боттега на верхнем этаже высотки на улице Менделеева) стали своеобразной «меккой» для продвинутых в культурном отношении жителей Уфы и других городов нашей необъятной Родины. Кто только не собирался под гостеприимной крышей красновской мастерской: художники, учёные, религиозные деятели, политики, музыканты классического и рок исповедания, литераторы, прозаики и поэты, артисты оперной и балетной сцены, режиссёры драматических и кукольных театров, цирковые, деловые люди и простые работяги — всех не перечислить! Мы были молоды, красивы, полны сил и озорства! Нас просто раздирало на части от желания сделать что-то необычное, выдающееся, прославить себя и свой город. Идеи лились рекой, и каждый из нас был невероятно трудолюбивым и чрезвычайно ответственным за выбранное дело.
Я всякий раз удивлялся, как в такой общественной «кутерьме» моему другу удавалось писать совершенные произведения, среди которых практически все «попадали в десятку» не только по оригинальности и актуальности идеи, но и по безукоризненному техническому исполнению. Многие холсты Сергея Краснова того времени до сих пор в моей памяти, и они по-прежнему будоражат сознание своей необычайной энергетикой.
Аура мастерской Краснова помогала быстро становиться на ноги и творчески развиваться тем, кто преданно любит искусство, кто видит в нём основной смысл своей жизни. В этой мастерской я прошёл обучение и стажировку как художник, стал профессионалом, для которого занятия изобразительным искусством, наряду с наукой, есть самое ответственное дело. Мнением и советами Сергея Краснова я всегда очень дорожил. В нашей с ним истории было немало совместных выставочных проектов, успешно реализованных в Отечестве и за рубежом. Его полушутливая поговорка «к сожалению, не каждый день пишешь шедевры» до сих пор не снимает с меня напряжение во время работы за мольбертом или за письменным столом.
Я уже говорил, что Сергей Борисович был очень лёгким и обаятельным человеком, что у него был удивительный юмор, не имеющий ничего общего с сарказмом или чернухой. Мой друг никогда и никого не обидел — ни словом, ни поведением. Его пытались обидеть и не раз, но природная доброта и уважение ко всем теплокровным и, в частности, к представителям рода Homo sapiens, особенно к женщинам (даже художницам — он их по-особенному жалел), позволяли Сергею всегда оставаться на высоте положения.
Что сопровождает жизнь любого творческого человека, особенно известного? Конечно же, сплетни и анекдоты. Из них складываются мифы и легенды. Сергей Борисович великодушно относился к подобным россказням, справедливо считая, что от людского ока всё равно не скроешься.
Вот, что правда, то правда: мой друг — выдающийся русский художник, действительный член Российской академии художеств, народный художник Республики Башкортостан! И это не вырубишь топором — это навечно занесено в Золотую книгу истории отечественной культуры. И он, и его искусство навсегда останутся в памяти наших соотечественников! В изобразительном искусстве Башкортостана и России!
Александр Толстиков, живописец,
академик Российской академии художеств,
член-корреспондент Российской академии наук,
доктор химических наук, профессор,
лауреат Государственной премии РФ, Москва